Глава XIII

Последние династии Китая: Мин и Цин

Последние две китайские династии, Мин и Цин, вписываются в закономерность китайской имперской истории. Династия Мин, как Хань и Сун, была китайской. Династия Цин (маньчжурская), напротив, была основана завоевателями из мира конных воителей, простиравшегося за северной границей Китая. В военном отношении династии завоевателей обычно были гораздо более грозными, чем местные китайские династии. Это позволяло им создавать гораздо более крупные империи, которые выходили далеко за пределы этнически китайских территорий. Местные китайские династии правили огромной по европейским меркам страной, но под властью Цин Китай достиг своих максимальных размеров. В 1800 году он занимал более 11,4 миллиона квадратных километров, на которых проживало значительно более 300 миллионов человек. Площадь Западной Европы составляла 2,3 миллиона квадратных километров, а ее крупнейшего королевства – Франции – лишь 550 тысяч. Размах империи Цин был уникален даже по меркам других великих евразийских империй той эпохи. Османская империя (5,4 миллиона квадратных километров) была более чем вдвое меньше по размеру, а численность ее населения была меньше в десять раз. На пике своего могущества Моголы управляли империей площадью 3,9 миллиона квадратных километров, где проживало менее 200 миллионов человек. Лишь Российская империя в 1800 году (22,8 миллиона квадратных километров) превосходила империю Цин по площади, но у российского царя было примерно в восемь раз меньше подданных, чем у китайского императора. Китайская имперская традиция олицетворяла победу человеческих институтов и идей над природой. Разумеется, эта победа имела немалую цену¹.

Читателю уже знакомы основные институты Китайской империи – император и бюрократия, – а также конфуцианская доктрина и древние традиции, которые регламентировали их взаимодействие. Падение династии Сун и последующее установление в Китае пришлой чжурчжэньской и монгольской власти доказало неоконфуцианцам, что Небо покарало китайцев за отход от истинного конфуцианского пути и заигрывание монархов из династии Сун с легизмом. Как великого героя неоконфуцианцы почитали Мэн-цзы (372–289 до н. э.), который был меньше остальных древних конфуцианских философов склонен к легизму и реализму. Мэн-цзы подчеркивал, что человеку очень важно подпитывать свои внутренние этические и гуманистические инстинкты. Рассуждая о политике, он утверждал, что служение на благо народа – единственный источник легитимности любого правительства. Основатель династии Мин Чжу Юаньчжан (император Хунъу, 1368–1398) сделал фундаментом своей легитимности полученный им статус победителя монголов и восстановителя истинно китайских конфуцианских принципов. По большей части он строго следовал канону, сформированному философами Чэн И и Чжу Си, которые основали неоконфуцианство в эпоху Сун. Но императору не нравились “демократические” идеи Мэн-цзы, поэтому он запрещал ссылаться на него в официальных текстах. Министр юстиции Цянь Тан даже подумывал о самоубийстве, заявляя, что в таком случае “презренный человек умрет за Мэн-цзы, и смерть эта станет для него честью”. Многие его коллеги-чиновники действительно поплатились за подобные взгляды жизнью во время безжалостных чисток, которые устраивал Хунъу².

Сын Хунъу, император Юнлэ (Чжу Ди), правил с 1402 по 1424 год. Он стал “вторым основателем” династии, поскольку успешно консолидировал и легитимизировал власть Мин в китайском обществе. Юнлэ был одним из “подлых дядьев” имперской истории и узурпировал престол, свергнув своего юного и наивного племянника. В связи с этим он отчаянно пытался легитимизировать свою власть в глазах осуждающей его конфуцианской элиты. В результате, пойдя на уступку интеллектуалам, он позволил Мэн-цзы занять в официальном каноне почетное второе место, пропустив вперед лишь самого Конфуция. С тех пор режимы Мин и Цин всецело и безоговорочно поддерживали неоконфуцианство как официальную государственную идеологию. Ключевые неоконфуцианские тексты легли в основу системы государственных экзаменов, которая вплоть до XX века играла важнейшую роль в формировании ценностей и убеждений китайских элит. Обучение мужчин из привилегированных слоев строилось в соответствии с системой экзаменов. Хотя основы этой системы были заложены еще в эпоху Тан, а ее расцвет пришелся на эпоху Сун, ее масштабы и влияние значительно возросли под властью Мин и Цин. Династия Мин расширила систему экзаменов, включив в нее окружной уровень, и сделала сдачу экзамена единственным способом получить высшие чины на государственной службе. Подавляющее большинство кандидатов не становилось даже “лицензиатами”, то есть не получало права на сдачу экзамена на провинциальном уровне. Немногочисленные кандидаты, успешно сдавшие провинциальные и столичные экзамены, получали возможность состязаться на высочайшем уровне, во дворце³.

К 1500 году экзамены на разных уровнях постоянно сдавал миллион кандидатов. Их число еще сильнее возросло в эпоху Цин, когда всего лишь о, О1 процента кандидатов, которые сдавали экзамен на окружном уровне, добирались до экзамена во дворце. Успешный кандидат на дворцовом уровне должен был владеть более чем боо тысячами китайских иероглифов из древнего и современного алфавитов. В большинстве своем кандидаты и не мечтали о достижении таких высот. Им достаточно было стать лицензиатами, поскольку это давало им стипендию, налоговые льготы и правовые привилегии, а также большой престиж и высокое положение в местном обществе. Но лицензия была не пожизненной. Чтобы подтверждать свой статус, они периодически сдавали квалификационные экзамены. Большое количество лицензиатов и еще большее число кандидатов, потерпевших неудачу на экзамене, не только впитывали неоконфуцианские идеи и ценности, но и учились мыслить и писать в соответствии с экзаменационными требованиями⁴.

На дворцовом уровне старшим экзаменатором был сам император. Он задавал несколько вопросов, читал несколько лучших текстов и руководил церемонией вручения дипломов. Для небольшого числа императоров, которые решали лично исполнять обязанности премьер-министра, участие в экзаменационной системе давало возможность познакомиться с самыми умными, амбициозными и трудолюбивыми представителями элиты чиновничества молодого поколения. Император Юнлэ, настоящий диктатор, забрал нескольких лучших по итогам дворцовых экзаменов кандидатов в свой личный секретариат (Великий секретариат) в Запретном городе. Они были его верными советниками по целому ряду политических вопросов, но также помогали руководить бюрократическим аппаратом и обеспечивать эффективное исполнение императорских указов. Для большинства императоров работа экзаменатором имела в первую очередь символическое значение: таким образом они исполняли конфуцианский завет быть главным учителем и моральным ориентиром для своего народа. Данью конфуцианской легитимности было и ежедневное присутствие на лекции об аспектах конфуцианского мышления, которую читал один из высокопоставленных чиновников или членов Академии Хань-линь, где заседали самые уважаемые в империи конфуцианские учителя и философы. Это было сродни проповедям, которые читались христианским монархам той эпохи.

В отличие от христианского монарха, император был “первосвященником” собственной империи и лично руководил множеством повседневных ритуалов и жертвоприношений как внутри стен дворца, так и за его пределами, появляясь на людях во всем великолепии во время крупных праздников. В этих ритуалах в разных пропорциях сочетались конфуцианские, буддийские и даосские элементы. Императоры из династии Мин ежедневно посещали зал поминовения предков, чтобы отдать дань уважения основателям своего рода. Монархи из династии Цин также периодически участвовали в маньчжурских шаманских ритуалах. Ритуальность и церемониальность выходили далеко за пределы узкой сферы религиозной практики. Разумеется, великие церемонии, аудиенции и парады при дворе были срежиссированы до последней детали и исполнялись с величайшим вниманием к каждому движению и жесту императора. Конфуцианская доктрина делала огромный акцент на важности правильного и подобающего поведения во всех возможных ситуациях, но особенно во взаимодействии людей. Гармония на земле воплощалась в корректном ритуализированном поведении. Хотя неоконфуцианцы пересмотрели некоторые из этих норм, традиции подавались как пришедшие из старых времен, а следовательно, обладающие практически священным статусом, которым китайские философы наделяли прецедент и древность. Поскольку подобающее императору поведение не только служило руководством для подданных, но и поддерживало гармонию между Землей и Небом, любой его шаг мог подвергнуться критике со стороны государственных служащих. Чиновники прекрасно понимали, какой потенциал имеет контроль над поведением императора, и предупреждали его, что, допусти повелитель оплошность, Небеса обрушатся на Землю⁵.